Происхождение названия «Септуагинта»
Септуагинтой принято называть ветхозаветную часть греческой Библии.
Название связано с легендой о том, что перевод Ветхого Завета с еврейского на греческий язык был осуществлен семьюдесятью двумя (или семьюдесятью) переводчиками («толковниками») во времена египетского царя Птолемея II Филадельфа (285−246 гг. до н.э.). Латинское Septuaginta (букв. «Семьдесят») — это сокращение от interpretatio septuaginta virorum «перевод семидесяти мужей» или interpretatio septuaginta seniorum «перевод семидесяти старцев». Выражение «перевод семидесяти» встречается чаще, чем «перевод семидесяти двух». В западной литературе распространено сокращенное название «LXX» (буквенное обозначение числительного 70 в латинском языке). В греческих рукописях и изданиях распространено сокращенное название «ο'» (буквенное обозначение числительного 70 в греческом языке).
Современная наука относится с большим скепсисом к преданию о семидесяти толковниках, но название «Септуагинта» устоялось и на сегодня является общепринятым, независимо от того, как те или иные ученые представляют себе возникновение греческой Библии. Метонимически «Септуагинтой» в современной науке именуются уже не 70 героев предания о создании греческой Библии, а сам текст греческой Библии. Скажем, выражение «Септуагинта Исайи» означает «текст греческого перевода книги Исайи».
Древнейшая версия предания о «семьдесяти толковниках» говорит лишь о том, что они перевели Моисеево Пятикнижие (Тору). Однако уже начиная со второго века н.э. под «переводом семидесяти» в христианском мире стали понимать не только греческое Пятикнижие, но весь греческий Ветхий Завет, — включая даже те книги, которые вообще не имели никакого еврейского оригинала и были изначально написаны на греческом (напр., книга Премудрости Соломоновой).
Согласно современным представлениям основной корпус греческого Ветхого Завета создавался в течении нескольких столетий: с 3 по 1 в. до н.э., а несколько книг были переведены уже в начале н.э. — напр., книга Экклезиаста (вероятно, на рубеже 1 и 2 вв. н.э.), или книги Эзры-Неемии (вероятно, 2 в. н.э.). Этот корпус крайне неоднороден, входящие в него книги различаются и по лексике, и по стилю, и по переводческой технике.
Еще до н.э. отдельные книги, переведенные с еврейского на греческий, стали редактироваться и перерабатываться. В некоторых случаях результат редактуры выглядит фактически как новый перевод (в науке о Септуагинте такие редактуры принято называть ревизиями). Христианская традиция (цитаты у христианских писателей, глоссы на полях ветхозаветных рукописей) донесла до нас фрагменты нескольких таких ревизий. Наиболее известны т.н. ревизии Аквилы, Симмаха и Феодотиона. Древнейшие версии переводов книг еврейской Библии на греческий принято, в противопоставление ревизиям, называть старым греческим переводом. В некоторых случаях (книга Даниила, значительная часть книг Царств) текст старого греческого перевода был в рукописной традиции достаточно рано вытеснен ревизиями. Уже бл. Иероним пишет в предисловии к своему переводу книги Даниила: «Пророка Даниила в переводе Семидесяти в церквах Господа Спасителя не читают, использую Феодотионову редакцию. Как так получилось, я не знаю».
Редактура продолжилась и в христианское время. Рукописи греческого Ветхого Завета подчас очень сильно расходятся друг с другом. Иногда мы можем говорить о противопоставлении основной рукописной традиции и т.н. «антиохийской» или «лукиановой» редакции Септуагинты. Часто перед нами несколько разных «семей» византийских рукописей и восстановить их связь с древнейшим текстом крайне непросто.
*
В современной научной литературе термин «Септуагинта» употребляется в трех разных смыслах:
«узком» — древнейший греческий перевод Пятикнижия (насколько мы можем его восстановить);
«расширенном» — древнейшие греческие переводы еврейских священных книг, в отличие от более поздних ревизий и редакций;
«широком» — все книги и тексты, входящие в Ветхий Завет греческой Библии, независимо от того, восходят ли они к древнейшим греческим переводам с еврейского, или к более поздним переводческим проектам и «ревизиям» (как, скажем, книга Экклезиаста или общепринятый текст Даниила), или вообще были изначально написаны на греческом. В этом «широком» смысле Септуагинта предстает перед нами не какой-то единый текст, а как уникальный переводческий проект, который растянулся на несколько столетий, вовлек представителей разных религиозных общин и отражен в сложной и противоречивой многовековой текстуальной традиции — от древнейших кумранских фрагментов до современных изданий.
Для русскоязычной литературы характерно преимущественно последнее, максимально «широкое» понимание. Употребляя слово «Септуагинта» в своей книге, я буду следовать именно этой уже сложившейся практике.
Септуагинта на перекрестке культур и традиций
Септуагинта — это первый в истории перевод большого корпуса религиозных и литературных текстов с одного языка на другой. Прецеденты бывали — напр. аккадские переводы шумерских текстов, — но они несравнимо меньше по объему и не играли такой роли, как Септуагинта в мире грекоязычного иудаизма. Уже одно это делает ее изучение невероятно интересным: мы как бы присутствуем при самом рождении концепции и принципов перевода религиозной литературы. Переводчики идут наощупь, пробуют то один, то другой способ передачи оригинала, иногда варьируя свой метод буквально на протяжении одного стиха: формальный, подстрочный перевод сменяется пересказом на грани фантазии — и обратно (такие колебания характерны, например, для греческого Исайи).
Впрочем, привычные нам принципы классификации переводов, на «буквальные» и «небуквальные» здесь не работают: например, перевод одного и того же отрывка может быть крайне буквален с точки зрения синтаксиса и в то же время крайне свободен с точки зрения выбора лексики. Теории перевода, разработанные на основе новоевропейских (или даже средневековых) переводов, оказываются тут неадекватны.
*
Септуагинта — один из важнейших источников для реконструкции древнейшего облика ветхозаветных текстов. Средневековые еврейские книжники (их принято называть масореты, от еврейского слова масора «предание») настолько тщательно следили за тем, чтобы не допустить случайной описки при создании нового манускрипта, что различия между средневековыми рукописями еврейской Библии (т.н. масоретскими рукописями) крайне незначительны, буквально единичны, причем в основном касаются либо акцентуации текста, либо малозначащих деталей его вокализации. Это уникальный случай для средневековой рукописной практики. Достаточно сказать, что греческие манускрипты Нового Завета демонстрируют несколько тысяч расхождений; такая же вариативность наблюдается в рукописной передаче классических авторов (только рукописей классических авторов до нас дошло несравненно меньше, чем новозаветных рукописей). До середины ХХ века науке не были известны никакие списки еврейской Библии, которые были бы древнее средневековья. Масоретский тест (МТ) и поныне воспроизводится практически во всех изданиях еврейской Библии.
Некоторые протестантские теологи прошлого считали поразительное единство масоретской рукописной традиции доказательством ее боговдохновенности. Однако в середине ХХ века в пещерах и развалинах к западу от Мертвого Моря были обнаружены так называемые рукописи Мертвого Моря, значительно более ранние (3 век до н.э. — 1 в. н.э.), чем все известные до тех пор еврейские манускрипты Библии. Подавляющая часть рукописей Мертвого Моря найдена в местечке под арабским названием Хирбет-Кумран (в литературе, посвященной свиткам Мертвого Моря обычно говорят просто «Кумран»). Оказалось, что кумранские рукописи постоянно расходятся и с масоретской традицией, и друг с другом. То есть, в самых истоках еврейской рукописной традиции, до введения масоретами жесткого контроля за перепиской библейских книг, еврейский текст подвергался исправлениям и искажениям столь же часто, как и другие рукописные тексты древности и средневековья.
Некоторые кумранские списки библейских книг близки к масоретскому тексту (в таких случаях принято говорить о протомасоретском тексте — так сказать, «масоретском тексте до масоретов»). Для исследователей Септуагинты важно, что отдельные кумранские рукописи отражают такие чтения, которые прежде считались характерной особенностью Септуагинты. Стало очевидно, что в значительной части случаев расхождения между греческой Библий и масоретским текстом связаны не с вольностями перевода, а с особенностями еврейского оригинала Септуагинты. В научной литературе еврейский оригинал греческих переводов принято обозначать немецким словом Vorlage «оригинал»; этот немецкий термин — причем именно в специальном значении «еврейский оригинал греческих переводов» — ныне употребляется в работах по библейской текстологии независимо от того, на каком языке они написаны.
В ряде случаев Септуагинта помогает нам реконструировать древнейший облик библейских текстов — более ранний, чем тот, что представлен в масоретской традиции.
*
Септуагинта — - окно в мир иудаизма, каким он был в конце 1 тысячелетия до н.э. Там, где переводчики отклоняются от буквальной передачи древнееврейского текста, они, как правило, следуют экзегетическим установкам, культурным конвенциям и религиозным представлениям своей эпохи. Переводчики принадлежали иной культуре, чем тот мир древнего Ближнего Востока, в котором был написан Ветхий Завет, — и их работа была не только переводом с языка на язык, но и переводом «из культуры в культуру».
В исследованиях Септуагинты возможны, таким образом, две перспективы. В одной — текст Септуагинты интересен, прежде всего, как свидетельство древнейшего (до- масоретского) облика Библии; переводческие «вольности» в этой перспективе рассматриваются скорее как помеха для использования Септуагинты текстологами.
В другой перспективе, напротив, интереснее всего именно то, как переводчики эллинистической эпохи понимают и передают свой древневосточный оригинал; Септуагинта предстает при этом как древнейшее свидетельство переинтерпретации и истолкования библейского текста, своего рода древнейший комментарий к Ветхому Завету.
Случаи, когда отличие Септуагинты от масоретского текста вызвано иным Vorlage, в этой перспективе, наоборот, не релевантны и не интересны.
Обе перспективы в современной науке сосуществуют и дополняют друг друга.
*
Септуагинта — Библия ранней христианской Церкви. Хотя проповедь Иисуса звучала на арамейском и первая христианская община в Иерусалиме была, по-видимому, арамеоязычной, христианство очень скоро, буквально за несколько десятилетий, распространилось по грекоязычной диаспоре и перешло на греческий язык. Все книги Нового Завета написаны на греческом и цитируют Ветхий Завет по-гречески. В большинстве случаев новозаветные авторы следуют Септуагинте. Однако в ряде мест, в том числе важнейших для христианской традиции, новозаветные цитаты отступают от текста Септуагинты, каким мы его знаем, и оказываются близки, скорее, протомасоретскому тексту (подробнее см).
Но Септуагинта не просто служила для авторов Нового Завета источником цитат — сам язык грекоязычных иудеев, на котором основан язык Нового Завета, был во многом сформирован языком Септуагинты. Когда в евангелии от Луки (Лк 3:6) мы читаем «и увидит всякая плоть спасение Божье» — перед нами опосредованное Септуагинтой влияние еврейской идиоматики («всякая плоть» в значении «все люди»). Это так называемый септуагинтизм в языке Нового Завета. Грек, не знакомый с Септуагинтой, просто не понял бы, о чем речь идет и что за «плоть» имеется в виду.
*
Септуагинта — Ветхий Завет византийской Церкви и греческих Отцов. На Западе, начиная с бл. Иеронима (конец 4 — начало 5 в. н.э.), Септуагинта и основанные на ней старолатинские переводы были вытеснены Вульгатой — латинской Библией, переведенной бл. Иеронимом непосредственно с еврейского текста. Стандартные библейские переводы Нового Времени также делались с масоретского текста Библии. Септуагинта, однако, оставалась Библией Восточной Церкви, на ней, в частности, основываются библейские комментарии и богословские творения греческих Отцов Церкви.
*
Септуагинта лежит в основе ветхозаветной части славянской Библии. Именно с греческих (византийских) рукописей свв. Кирилл и Мефодий, их ученики и последователи переводили Библию на славянский. Греческая Библия лежала также и в основе подавляющего большинства последующих правок и редакций славянской Библии. К 19 веку в русском богословии сложилось восприятие Септуагинты как специфически «православной Библии», а церковнославянской Библии — как ее точного отражения. Это проявилось, например, в ходе полемики о судьбе русского перевода Библии: делать ли его с еврейского оригинала или с греческого? Или вообще признавать статус Священного Писания только за церковнославянской Библией? В конце концов перевод, одобренный Святейшим Синодом в 1876 г., оказался весьма эклектичным: он сделан в основном с еврейского (масоретского) текста, но с рядом правок и добавлений по Септуагинте.
В современной России в рамках одной и той же Церкви сосуществуют друг с другом два разных по своей текстуальной природе перевода Библии — церковнославянская Библия, которая в целом (хотя и крайне непоследовательно) следует за традицией Септуагинты, и русский Синодальный перевод, который в целом (хотя и крайне непоследовательно) следует за еврейской традицией. В результате этого в России, в отличие от Западной Европы или Америки, проблема соотношения греческой и еврейской Библий затрагивает не только академических ученых, но любого, кто так или иначе соприкасается с церковнославянской традицией. Вопрос о соотношении еврейского и греческого текстов Библии встает перед каждым, кто захочет, например, сравнить церковнославянскую и русскую Псалтирь, — он немедленно увидит, насколько два текста отличаются друг от друга по смыслу, а попытавшись понять, в чем дело, узнает, что эти расхождения, в конечном счете, восходят к различию греческой и еврейской Библии.
*
Таким образом, греческая Библия оказалась на перекрестке целого ряда культурных, литературных и религиозных традиций. Изменения происшедшие в еврейской среде между эпохой создания библейских книг и эпохой их перевода на греческий, наложились на изменения, происшедшие непосредственно в процессе перевода. Переводчики стремились преодолеть культурную и языковую пропасть между еврейским и греческим мирами, а их интерпретаторы в мире грекоязычного иудазма (напр. знаменитый философ 1 в. н.э. Филон Александрийский) внесли в понимание библейского текста еще больше специфически «эллинского». Текстуальные варианты, возникшие внутри еврейского мира, оказались переосмыслены в контексте христианско-иудейской полемики, а впоследствии — в контексте полемики православных с «инославными».
Этому пестрому перекрестку идей, теологий и традиций и посвящена моя книга.