Иисус
Для раннего христианства имя Иисус имело символическое значение. Этимологически «Иисус» (евр. yǝhôšûaˁ или yēšûaˁ) – теофорное имя, которое раскладывается на имя Божие и корень, означающий «спасение», «победа», т.е. «Яхве-спасение», «Яхве-победа». Большинство семитских имен хорошо этимологизируются, соотносятся с корнями, но при этом функционируют как имена собственные. В начале нашей эры имя Иисус было распространено в иудейской среде как среди говорящих на семитских языках, так и по-гречески.
Христос
Стратегия синодального перевода фразы Ἀρχὴ τοῦ εὐαγγελίου Ἰησοῦ Χριστοῦ (Мк. 1:1) — буквальная передача Χριστοῦ в родительном падеже как «Христа». Здесь возможен и другой вариант — «Мессии». Если Иисус — распространенное имя собственное, которое носили многие иудеи эллинистическо-римского времени, то «Христос» — не имя, а титул. Позднее в христианской традиции «Иисус» и «Христос» стали восприниматься практически как синонимы, что сильно меняет изначально понимание в начале эры.
За греческим словом Χριστός стоит еврейское māšîaḥ, которое используется в древнееврейском тексте в Ветхом Завете применительно, прежде всего, к священникам (в Пятикнижии), в исторических книга — к царям, и изредка — к пророкам. Форма māšîaḥ представляет производную от глагола mšḥ (‘помазывать’). Возведение в священническое, царское или пророческое достоинство осуществлялось специальным актом возлияния оливкового масла на голову. Возведении в царское достоинство в древнем Израиле можно сравнить с царской коронацией в Средневековье. От глагола mšḥ образуется причастие мужского рода māšîaḥ (буквально — ‘помазанный’), которое в современный русский язык проникает разными способами, и поэтому передается по-разному. Через греческие и славянские тексты māšîaḥ проникает как «помазанник». В дореволюционное время этот термин использовался по отношению к императору. Через Вульгату приходит латинская транслитерация Messias. Позднее в связи с современными контактами русского языка с еврейским языком появляется слово Мессия. Через Септуагинту приходит еще один вариант, Χριστός, что является буквальной калькой еврейского māšîaḥ. Как в еврейском māšîaḥ образуется от глагола mšḥ, так и в греческом Χριστός происходит от глагола χρίω (‘помазывать’). Подобная калька в греческом языке, возможно, не была понятна для грека, поскольку специальной процедуры помазания в греческом мире не существовало. Греки по-иному использовали оливковое масло, и помазание выполняло другую функцию. Тем не менее, внутри грекоязычной еврейской традиции слово Χριστός становится эквивалентом для māšîaḥ.
Внутри еврейской Библии māšîaḥ означает царей, священников, в редких случаях — пророков. К концу эпохи, когда складывался и записывались книги Ветхого Завета, т.е. в эпоху вавилонского плена, Второго Храма, и к концу эпохи Второго Храма внутри еврейской культуры возникает явный крен в сторону эсхатологии, потому что история заходит в тупик. Глядя на окружающий мир, евреи видят сплошное горе, унижение, бедствие вместо радости, что приводит к зарождению эсхатологии. От простой человеческой истории со взлетами и падениями, человечество перестает ожидать взлета. История должна кончиться, и после истории должно начаться нечто новое, радикально отличное от всего произошедшего ранее и происходящего сейчас. Наступает рубеж, предел, эсхатон, что выражается в эсхатологических чаяниях. В рамках эсхатологических чаяний возникает представление о том, что действующим лицом спасения должен быть некий человек. Чаще всего воспринимается, что агентом спасения должен оказаться человек из царского рода Давида. Такого рода мотивы появляются к концу эпохи в поздних книгах Ветхого Завета, когда развивается представление, что один человек должен принести спасение.
В еще большей степени данное представление развивается в постбиблейское время эллинистического иудаизма к началу нашей эры. В современной библеистике представление о том, что один человек должен принести спасение и новую эпоху в жизнь мира, принято называть мессианизмом. Интересно, что в самих канонических книгах ВЗ наблюдается начало траектории, которая приведет к становлению мессианизма, и даже употребляется слово māšîaḥ. При этом māšîaḥ в тех контекстах не имеет мессианских коннотаций. А в эпоху эллинистического иудаизма в текстах, где постепенно начинает выкристаллизовываться представление о грядущем Мессии, используются другие слова и образы. В иудаизме рубежа эр (например, в Кумране) сливаются немного разные явления, и термин māšîaḥ начинает обретать новое значение, сопоставимое с современным концептом Мессии.
Что касается вопроса перевода данного термина в евангелии от Марка, то помимо первого стиха Χριστός встречается у Марка еще несколько раз. Ключевым контекстом является Мк. 8:29 в исповедании Петра. Иисус спрашивает учеников:
Марк 8:29: ὑμεῖς δὲ τίνα με λέγετε εἶναι; ἀποκριθεὶς ὁ Πέτρος λέγει αὐτῷ· σὺ εἶ ὁ χριστός.
Син.: А вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты — Христос.
В том понимании слов Иисус и Христос, которое стало нормальным для христианского дискурса, где Христос понимается почти как другой вариант имени Иисус, что необычного говорит Петр, что вызывает реакцию со стороны Иисуса и является ключевым поворотом? Петр изрекает не другое имя Иисуса, а отсылает к важнейшему понятию: Ты — Мессия. Синодальный перевод «Ты — Христос» не передает той динамики, драматичности исповедания Петра. Поскольку в таком ключевом отрывке χριστός переводится как «Мессия», то и в Мк. 1:1 необходимо придерживаться аналогичного перевода.
(М. Г. Селезнев, из пролога к чтению Евангелия от Марка, семинар 05.10.22 г.)
Для раннего христианства имя Иисус имело символическое значение. Этимологически «Иисус» (евр. yǝhôšûaˁ или yēšûaˁ) – теофорное имя, которое раскладывается на имя Божие и корень, означающий «спасение», «победа», т.е. «Яхве-спасение», «Яхве-победа». Большинство семитских имен хорошо этимологизируются, соотносятся с корнями, но при этом функционируют как имена собственные. В начале нашей эры имя Иисус было распространено в иудейской среде как среди говорящих на семитских языках, так и по-гречески.
Христос
Стратегия синодального перевода фразы Ἀρχὴ τοῦ εὐαγγελίου Ἰησοῦ Χριστοῦ (Мк. 1:1) — буквальная передача Χριστοῦ в родительном падеже как «Христа». Здесь возможен и другой вариант — «Мессии». Если Иисус — распространенное имя собственное, которое носили многие иудеи эллинистическо-римского времени, то «Христос» — не имя, а титул. Позднее в христианской традиции «Иисус» и «Христос» стали восприниматься практически как синонимы, что сильно меняет изначально понимание в начале эры.
За греческим словом Χριστός стоит еврейское māšîaḥ, которое используется в древнееврейском тексте в Ветхом Завете применительно, прежде всего, к священникам (в Пятикнижии), в исторических книга — к царям, и изредка — к пророкам. Форма māšîaḥ представляет производную от глагола mšḥ (‘помазывать’). Возведение в священническое, царское или пророческое достоинство осуществлялось специальным актом возлияния оливкового масла на голову. Возведении в царское достоинство в древнем Израиле можно сравнить с царской коронацией в Средневековье. От глагола mšḥ образуется причастие мужского рода māšîaḥ (буквально — ‘помазанный’), которое в современный русский язык проникает разными способами, и поэтому передается по-разному. Через греческие и славянские тексты māšîaḥ проникает как «помазанник». В дореволюционное время этот термин использовался по отношению к императору. Через Вульгату приходит латинская транслитерация Messias. Позднее в связи с современными контактами русского языка с еврейским языком появляется слово Мессия. Через Септуагинту приходит еще один вариант, Χριστός, что является буквальной калькой еврейского māšîaḥ. Как в еврейском māšîaḥ образуется от глагола mšḥ, так и в греческом Χριστός происходит от глагола χρίω (‘помазывать’). Подобная калька в греческом языке, возможно, не была понятна для грека, поскольку специальной процедуры помазания в греческом мире не существовало. Греки по-иному использовали оливковое масло, и помазание выполняло другую функцию. Тем не менее, внутри грекоязычной еврейской традиции слово Χριστός становится эквивалентом для māšîaḥ.
Внутри еврейской Библии māšîaḥ означает царей, священников, в редких случаях — пророков. К концу эпохи, когда складывался и записывались книги Ветхого Завета, т.е. в эпоху вавилонского плена, Второго Храма, и к концу эпохи Второго Храма внутри еврейской культуры возникает явный крен в сторону эсхатологии, потому что история заходит в тупик. Глядя на окружающий мир, евреи видят сплошное горе, унижение, бедствие вместо радости, что приводит к зарождению эсхатологии. От простой человеческой истории со взлетами и падениями, человечество перестает ожидать взлета. История должна кончиться, и после истории должно начаться нечто новое, радикально отличное от всего произошедшего ранее и происходящего сейчас. Наступает рубеж, предел, эсхатон, что выражается в эсхатологических чаяниях. В рамках эсхатологических чаяний возникает представление о том, что действующим лицом спасения должен быть некий человек. Чаще всего воспринимается, что агентом спасения должен оказаться человек из царского рода Давида. Такого рода мотивы появляются к концу эпохи в поздних книгах Ветхого Завета, когда развивается представление, что один человек должен принести спасение.
В еще большей степени данное представление развивается в постбиблейское время эллинистического иудаизма к началу нашей эры. В современной библеистике представление о том, что один человек должен принести спасение и новую эпоху в жизнь мира, принято называть мессианизмом. Интересно, что в самих канонических книгах ВЗ наблюдается начало траектории, которая приведет к становлению мессианизма, и даже употребляется слово māšîaḥ. При этом māšîaḥ в тех контекстах не имеет мессианских коннотаций. А в эпоху эллинистического иудаизма в текстах, где постепенно начинает выкристаллизовываться представление о грядущем Мессии, используются другие слова и образы. В иудаизме рубежа эр (например, в Кумране) сливаются немного разные явления, и термин māšîaḥ начинает обретать новое значение, сопоставимое с современным концептом Мессии.
Что касается вопроса перевода данного термина в евангелии от Марка, то помимо первого стиха Χριστός встречается у Марка еще несколько раз. Ключевым контекстом является Мк. 8:29 в исповедании Петра. Иисус спрашивает учеников:
Марк 8:29: ὑμεῖς δὲ τίνα με λέγετε εἶναι; ἀποκριθεὶς ὁ Πέτρος λέγει αὐτῷ· σὺ εἶ ὁ χριστός.
Син.: А вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты — Христос.
В том понимании слов Иисус и Христос, которое стало нормальным для христианского дискурса, где Христос понимается почти как другой вариант имени Иисус, что необычного говорит Петр, что вызывает реакцию со стороны Иисуса и является ключевым поворотом? Петр изрекает не другое имя Иисуса, а отсылает к важнейшему понятию: Ты — Мессия. Синодальный перевод «Ты — Христос» не передает той динамики, драматичности исповедания Петра. Поскольку в таком ключевом отрывке χριστός переводится как «Мессия», то и в Мк. 1:1 необходимо придерживаться аналогичного перевода.
(М. Г. Селезнев, из пролога к чтению Евангелия от Марка, семинар 05.10.22 г.)